жестокий ангел поднимет косу –
и корабельным норманнским носом
отметит смерть голубое море,
и лебединой звенящей стаей
душа, исторгнутая металлом,
над бесконечным бессонным валом
на юг потянется, улетая.
Представь гребенчатый гордый город,
с главой из злата, с каменным боком,
его судьбы не узнать до срока –
но и она завершится скоро,
поскольку скачут во мраке лунном
и погоняют коней буланых,
от сумасбродства зимнего пьяны,
черноволосые злые гунны.
Представь себе, предположим, сердце
кого-то, знавшего твой обычай,
и бьется, крик исторгая птичий,
и подчиняется счету терций,
и выжидает, и сладким адом
переполняется, жарким бегом –
Отрадней граду тому и брегу
в час твоего появленья рядом.
***
Душа моя безумием крылатым
Опьянена – и нет на ней зарока,
Чтоб не отдаться осени до срока,
Пока зима не сменит сталью злато.
Но осень, осень! – время полусна,
И страсть ее тревожна и темна,
И я ее бокал готов до дна
Испить, не помышляя про расплату.
Звенят ветра пронзительным набатом,
Срывая безмятежно и жестоко
Покровы с леса – смотрит одиноко
Луна на землю с кровли небоската.
Так, осень страсти! Как ты холодна!
Но твой призыв срывает бремена
С моей души – и воспарив, она
Возносится к вершине Монсальвата.
***
Иной вассал у трех возьмет феод,
Прельстясь землей, богатством или силой –
Но скоро станет жизнь ему постыла –
Непросто быть слугою трех господ!
Едва ли назовется он героем,
Едину верность не сумев хранить…
Но мне его непросто осудить –
Ведь надо мною тоже правят трое.
Одна – среди негаснущих костров
В полях небесных – ярче всех и выше.
В час созерцанья пусть меня услышит
Святая госпожа моя – Любовь.
Другая столь добра и столь нежна,
Что вряд ли кто видал такое прежде –
Осанна, госпожа моя Надежда,
Моя опора и моя весна.
Но всех иных славнее и сильней,
Отважнее, прекрасней и богаче –
Виват тебе, владычица Удача,
Незримый свет моих холодных дней!
Когда перед бедой, как пред судом,
Я страхом и судьбой, как пленник, скован –
Лишь ты одна всегда ответишь зову,
И приведешь меня в свой древний дом.